Отмечу сразу: до сих пор не представляю, где я умудрилась заразиться коронавирусом. В нашем небольшом райцентре, где все друг друга знают, известно только об одном молодом человеке из круга моих знакомых, который болеет в настоящее время. С ним мы контактировали за несколько дней до того, как у меня появились первые симптомы. Даже предполагаю, что это не он меня, а я его невольно заразила.
Призову всех: не думайте, что «корону» может примерить кто угодно, только не вы. Не питайте иллюзий, будто вирус где-то далеко, и у вас мало шансов с ним встретиться. Соблюдайте меры предосторожности – носите маску и перчатки, чаще мойте руки, обрабатывайте антисептиками обувь, пакеты и упаковки из магазинов, выветривайте верхнюю одежду, а главное – воздерживайтесь даже от краткосрочных контактов, без которых можно обойтись. Я говорю об этом как человек, переживший тихий ужас коварного недуга. Поверьте, это очень страшно.
…Каждое утро у сотрудников нашей организации измеряют температуру. 15 апреля оказалось, что она у меня – 37 градусов. Несмотря на то, что чувствовала себя прекрасно, решила не рисковать и обратилась в поликлинику. Серьезных симптомов не выявили, но больничный лист выписали. Планировали в понедельник сделать снимки. Самочувствие мое стало ухудшаться, с удивлением обнаружила, что не чувствую запахов, появилась слабость и общее состояние стало каким-то апатичным, температура поднялась до 38, появилась одышка.
В понедельник снимки показали двустороннюю пневмонию, в районную больницу меня завозили уже на каталке – сил не было совсем. А становилось все хуже. Уровень кислорода в крови упал до 77. Меня перевели в областную больницу, сразу в операционный блок, выполняющий роль реанимации. Шесть суток я себя практически не помню. От слабости не могла говорить. В отношении меня выполняли кислородную терапию, постоянно делали капельницы с антибиотиками, кололи что-то противовирусное, кажется. Чувствовала равнодушие даже по отношению к себе, хотя слышала о том, что у меня проблемы с почками, идет интоксикация организма, что кислород низкий, что намереваются класть на ИВЛ.
И сквозь этот сплин и мысли о том, как же тяжело дышать, я думала о тех, кто был со мной рядом. Тех, кто не отходили от нас, спасая нас, рискуя заразиться сам. Они делали манипуляции, переворачивали нас, надрывая спины…Студенты медуниверситета Виталий, Антон, Иван, а больше всех медсестра Оксана. Какая лучистая женщина! А наши врачи? Когда они отдыхали, я не знаю, но с нами были круглые сутки. Как было не оправдать их усилия, их заботу, их риск ради нашего спасения? Знаете, я думаю, нам помогала не одна терапия, а отношение наших ангелов. Ни одного из них я не узнаю на улице: они ни на секунду не снимали очков, масок, щитков, перчаток, костюмов. В такой экипировке им очень тяжело, было видно, что очки, будто в росе – запотевали изнутри. Реанимация – это фронт, без преувеличения.
И вот меня перевели в пульмонологию. Это отделение показалось мне тихой гаванью. Здесь не было такого напряжения, как в реанимации. Дневные обходы, назначения, рекомендации, лечение. Ночные визиты медперсонала – только по вызову больных в случае беспокойства по поводу своего состояния.
В этом отделении больные помогали друг другу. Я была еще слаба, и моя соседка просто заставляла меня подниматься и двигаться каждый час, выполнять дыхательную гимнастику. Мы разговаривали друг с другом. Знаете, в такие моменты, когда человек был на грани жизни и смерти, все второстепенное будто совсем исчезает как ненужное. Люди думают и говорят о главном. Например, одна женщина все повторяла, что ей нужно еще внука женить – без этого ее земные дела не закончены. Кто-то рассказывал драматичные истории из своей жизни. Другая моя соседка попала в больницу на день позже своей дочери. Дочь умерла. Соседке не говорили. Одинокий – еще не старый, но неухоженный – мужчина, поняв, что получил шанс на продолжение жизни, прямо в больнице стал подумывать о том, чтоб не оставаться бобылем. Кстати, я отметила, что труднее всего переносить болезнь именно одиноким. Их никто не ждет, им не пишут «эсэмэски», не приносят передачи. Такие люди чуть тлеют. Меня очень поддерживала семья и немногочисленные, но верные друзья.
При выписке врачи предложили мне пройти восстановление на базе отдыха в Крупенино. Я отказалась, потому что очень уж хотелось домой, живу одна, опасности не представляю, режим самоизоляции соблюдаю строжайше. А те, кто не хотел сразу из больницы домой во избежание «принести заразу» членам семьи, такой возможностью воспользовались. Я считаю, это хорошее предложение, с заботой о выздоравливающих.
За время болезни – а я несколько дней, как выписана – похудела на 15 килограммов. С каждым днем мне все лучше. Только дома узнала, что мой первый тест на коронавирус был положительным, последние – отрицательные. Жалею мамочку: пока я болела, она в прямом смысле выплакала глаза – ухудшилось зрение. Хотя ей не говорили о всей серьезности моего положения. Прости меня, родная, что не пустила тебя в дом на Пасху, но, может, этим я тебя спасла. Будем жить!
…Каждое утро у сотрудников нашей организации измеряют температуру. 15 апреля оказалось, что она у меня – 37 градусов. Несмотря на то, что чувствовала себя прекрасно, решила не рисковать и обратилась в поликлинику. Серьезных симптомов не выявили, но больничный лист выписали. Планировали в понедельник сделать снимки. Самочувствие мое стало ухудшаться, с удивлением обнаружила, что не чувствую запахов, появилась слабость и общее состояние стало каким-то апатичным, температура поднялась до 38, появилась одышка.
В понедельник снимки показали двустороннюю пневмонию, в районную больницу меня завозили уже на каталке – сил не было совсем. А становилось все хуже. Уровень кислорода в крови упал до 77. Меня перевели в областную больницу, сразу в операционный блок, выполняющий роль реанимации. Шесть суток я себя практически не помню. От слабости не могла говорить. В отношении меня выполняли кислородную терапию, постоянно делали капельницы с антибиотиками, кололи что-то противовирусное, кажется. Чувствовала равнодушие даже по отношению к себе, хотя слышала о том, что у меня проблемы с почками, идет интоксикация организма, что кислород низкий, что намереваются класть на ИВЛ.
И сквозь этот сплин и мысли о том, как же тяжело дышать, я думала о тех, кто был со мной рядом. Тех, кто не отходили от нас, спасая нас, рискуя заразиться сам. Они делали манипуляции, переворачивали нас, надрывая спины…Студенты медуниверситета Виталий, Антон, Иван, а больше всех медсестра Оксана. Какая лучистая женщина! А наши врачи? Когда они отдыхали, я не знаю, но с нами были круглые сутки. Как было не оправдать их усилия, их заботу, их риск ради нашего спасения? Знаете, я думаю, нам помогала не одна терапия, а отношение наших ангелов. Ни одного из них я не узнаю на улице: они ни на секунду не снимали очков, масок, щитков, перчаток, костюмов. В такой экипировке им очень тяжело, было видно, что очки, будто в росе – запотевали изнутри. Реанимация – это фронт, без преувеличения.
И вот меня перевели в пульмонологию. Это отделение показалось мне тихой гаванью. Здесь не было такого напряжения, как в реанимации. Дневные обходы, назначения, рекомендации, лечение. Ночные визиты медперсонала – только по вызову больных в случае беспокойства по поводу своего состояния.
В этом отделении больные помогали друг другу. Я была еще слаба, и моя соседка просто заставляла меня подниматься и двигаться каждый час, выполнять дыхательную гимнастику. Мы разговаривали друг с другом. Знаете, в такие моменты, когда человек был на грани жизни и смерти, все второстепенное будто совсем исчезает как ненужное. Люди думают и говорят о главном. Например, одна женщина все повторяла, что ей нужно еще внука женить – без этого ее земные дела не закончены. Кто-то рассказывал драматичные истории из своей жизни. Другая моя соседка попала в больницу на день позже своей дочери. Дочь умерла. Соседке не говорили. Одинокий – еще не старый, но неухоженный – мужчина, поняв, что получил шанс на продолжение жизни, прямо в больнице стал подумывать о том, чтоб не оставаться бобылем. Кстати, я отметила, что труднее всего переносить болезнь именно одиноким. Их никто не ждет, им не пишут «эсэмэски», не приносят передачи. Такие люди чуть тлеют. Меня очень поддерживала семья и немногочисленные, но верные друзья.
При выписке врачи предложили мне пройти восстановление на базе отдыха в Крупенино. Я отказалась, потому что очень уж хотелось домой, живу одна, опасности не представляю, режим самоизоляции соблюдаю строжайше. А те, кто не хотел сразу из больницы домой во избежание «принести заразу» членам семьи, такой возможностью воспользовались. Я считаю, это хорошее предложение, с заботой о выздоравливающих.
За время болезни – а я несколько дней, как выписана – похудела на 15 килограммов. С каждым днем мне все лучше. Только дома узнала, что мой первый тест на коронавирус был положительным, последние – отрицательные. Жалею мамочку: пока я болела, она в прямом смысле выплакала глаза – ухудшилось зрение. Хотя ей не говорили о всей серьезности моего положения. Прости меня, родная, что не пустила тебя в дом на Пасху, но, может, этим я тебя спасла. Будем жить!
© Авторское право «Витьбичи». Гиперссылка на источник обязательна.
