Военных преступников, которые были виновны в сотрудничестве с врагом, уничтожении советских военнопленных и мирных граждан, СМЕРШ и органы госбезопасности находили еще во время войны. В послевоенные годы эта работа продолжалась в течение нескольких десятилетий.
На основании трофейных документов, актов Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, свидетельств очевидцев и тех изменников Родины, которых уже разоблачили, сотрудники госбезопасности выявляли бывших полицаев, карателей, власовцев, прочих сообщников нацистов, проводили следствие и в деталях устанавливали эпизоды военных преступлений всей этой нечисти.
Никто из тех, у кого руки по локоть в крови, не должен был уйти от ответственности.
Жить хочется…
В апреле 1977 года военный трибунал Краснознаменного Белорусского военного округа на открытом судебном заседании приговорил к высшей мере наказания Ивана Ткаченко и Ивана Калугина, виновных в измене Родине и уничтожении советских людей во время Великой Отечественной войны.
Архивы позволяют проследить жизненный путь двух отдельно взятых предателей, в общем-то, характерный для тех, кто по какой угодно причине оказался в стане нацистов.
Осенью 1942 года повторно сформированная 279-я стрелковая дивизия в составе 43-й армии РККА прибыла на передовую Калининского фронта. Бойцы 1001-го полка, в том числе связной командира разведвзвода рядовой Иван Ткаченко, заняли оборону в районе деревни Пшеничино Бельского района Смоленской области. Вечером 28 декабря, как указано в архивной справке Министерства обороны СССР, в соответствии с которой Ткаченко числился среди погибших в боях с фашистами, он был дозорным и вместе с товарищами вел наблюдение за врагом. Разведчики выдвинулись за свой передний край на 300–400 метров. В какой-то момент противник открыл сильный минометный и артиллерийский огонь по нашему участку обороны. Спасаясь от обстрела, Ткаченко укрылся в воронке. В ней и находился после прекращения огня, ожидая, пока не стемнеет окончательно. И дождался той переломной в его судьбе минуты, когда два немца наставили на него автоматы. Ткаченко поднял руки вверх…
Иван Гаврилович Ткаченко родился в станице Холмской Краснодарского края. До войны пас колхозный скот, работал молотобойцем и в мастерской гужевого транспорта. В 1937-м осужден за хулиганство на 5 лет. В июне 1942-го, после отбытия наказания, стал бойцом Красной армии. Таковым являлся до того, наверное, кратчайшего мига, когда страх смерти оказался сильнее всех других помыслов и чувств. Те двое с автоматами возникли перед ним внезапно? Открыть по ним прицельный огонь не было возможности? Но даже если и так, разве можно не то что простить, а хотя бы понять холодным умом то, что вскоре начнет творить свежеиспеченный предатель?
Калугин Иван Федорович родился в станице Ханской Краснодарского края. До войны работал на стройкомбинате в Абхазии, на строительстве совхоза в Киргизии, на паровозостроительном заводе в Ворошиловграде, трактористом на родине. Отсидел год и 7 месяцев за безбилетный проезд в поезде. Затем был приговорен к одному году исправительно-трудовых работ за драку. В августе 1941-го стал бойцом Красной армии. С января по ноябрь 1942-го в составе 592-го истребительного противотанкового артполка служил под городом Старая Русса Новгородской области. Затем полк перебросили в район города Белого — в те места Смоленской области, где находилось болото Свитский Мох. В полку рядовой Калугин управлял трактором, который использовался как тягач для орудий.
В одну из ноябрьских ночей 1942-го Калугин находился в наряде по охране орудий батареи. С его слов, немцы подкрались сзади, заткнули ему рот, связали руки и заставили идти в их расположение.
В поселке Батурино Смоленской области его допрашивал через переводчика начальник полевой жандармерии обер-лейтенант Дорш. Калугин выложил все известные ему сведения, касающиеся полка. На предложение Дорша пойти служить к немцам ответил согласием. «Я боялся, что в противном случае меня ждет гибель», — скажет он на суде.
Вскоре после предательства Калугина тот же Дорш допрашивал в Батурино и пленного Ткаченко, который тоже выдал врагу все, что знал о своей части. «Видимо, Дорш посчитал, что моя биография вполне подходящая для службы у немцев, и предложил мне идти служить к нему полицейским, — станет «исповедоваться» Ткаченко во время судебного заседания. — Он сказал, что я буду обеспечен обмундированием и хорошим питанием. Я поинтересовался, что я должен делать. Дорш объяснил, что я буду служить в его группе и что в нашу задачу будет входить борьба с партизанами, коммунистами и теми, кто оказывает им помощь. Я согласился с его предложением, так как боялся, что, если откажусь, погибну в лагере от холода, голода и болезней или буду расстрелян».
По обреченным залпом пли!
Итак, в декабре 1942 года Ткаченко и Калугин стали полицейскими карательного отряда полевой жандармерии, возглавляемой Доршем, 2-й дивизии воздушной пехоты вермахта. А с мая 1943 года до конца войны находились в составе так называемого «Восточного батальона» под командованием нациста Гензена.
Они непосредственно участвовали в боях с партизанами, уничтожении советских людей, поддержании нацистского режима. Они избивали, убивали, сжигали живьем.
С декабря 1942-го, едва сняв красноармейское обмундирование, по февраль 1943-го Калугин был комендантом лагеря советских военнопленных в Батурино. Калугин из кожи лез, чтобы сохранять установленный его хозяевами жестокий режим в лагере, и лично избивал военнопленных за малейшее нарушение.
В январе 1943-го при проведении карательной операции против партизан в районе деревень Дмитрово и Клинец (ныне Ярцевский район Смоленской области) Ткаченко и Калугин вместе с другими полицаями сожгли в сарае 70 мирных жителей, в том числе стариков, женщин и детей. Калугин был командиром этого ада и лично загонял людей в сарай. На счету Ткаченко — три старика и один подросток, которых он лично затолкал в этот сарай. Его подожгли именно Калугин и Ткаченко, а затем они оба стреляли в тех, кто пытался выбежать из пламени. И все это установлено по многочисленным свидетельским показаниям: каждый шаг извергов, каждое их телодвижение, чтобы максимально точно определить степень вины — с юридической точки зрения. А с моральной — чтобы навечно, для всех последующих поколений зафиксировать в архивных документах преступления, не укладывающиеся в сознании нормальных людей.
В начале февраля 1943 года в деревне Клины тогдашнего Батуринского района каратели, в том числе Ткаченко, допрашивали и истязали 15 советских граждан, подозреваемых в связи с партизанами. Емельяну Конюхову Ткаченко нанес несколько ударов шомполом по спине. Через два дня этот сельчанин и его дочь Федора Чубарова были повешены в присутствии местных жителей.
Через несколько дней Ткаченко и Калугин участвовали в расстреле 10 человек на окраине деревни Клины. Свидетели во время следствия и суда утверждали: Калугин стрелял по обреченным из автомата, Ткаченко произвел по ним два выстрела.
Еще через несколько дней на том же месте Ткаченко снова произвел два выстрела — когда полицаи расстреливали 5 женщин, в том числе Александру и Ефросинью Варламенковых, Екатерину Богданову.
В том же феврале во время патрулирования Ткаченко и другие полицейские завязали бой с группой красноармейских разведчиков. Ткаченко ранил одного нашего бойца, а затем, приблизившись к нему, застрелил.
Через несколько дней в лесу за Клинами Ткаченко застрелил мужчину.
Тогда же, в феврале 1943-го, Калугин и Ткаченко вместе с другими полицаями из отряда Дорша расстреляли в Батурино 40 человек — истощенных и больных советских военнопленных и несколько мирных граждан. Калугин вел огонь из автомата очередями, Ткаченко произвел 2 или 3 выстрела из своего карабина. Затем Калугин из пистолета добивал раненых.
Оставили свой кровавый след эти нелюди и на Витебщине. Весной 1943-го Калугин, Ткаченко вместе с другими полицаями отконвоировали в деревню Задрачье Городокского района и там расстреляли 8 партизан, в том числе Трофима Зимина, Николая Солодкина, Ивана Макеева. Калугин и Ткаченко стреляли из автоматов.
Вскоре в районе той же деревни полицаи расстреляли ночью 10 арестованных мужчин и женщин. Огонь по обреченным открывали по команде Калугина. Сам же Калугин и Ткаченко палили из автоматов.
В деревне Шоломово Городокского района Калугин арестовал Надежду Майорову, больную дочь партизана, и доставил ее в Задрачье. По указанию Дорша группа полицейских расстреляла женщину. Приказ «Огонь!» отдал Калугин. И сам же выстрелил в обреченную из пистолета.
На окраине деревни Рудня Городокского района за связь с партизанами Ткаченко выстрелом в спину из карабина убил Марию Ковалёву.
Недалеко от деревни Заборок на Городокщине во время карательной операции Ткаченко обнаружил в землянке раненого партизана и очередью из автомата его расстрелял. Пополнил свой счет в борьбе с партизанами и Калугин: во время другой операции автоматной очередью убил нашего бойца.
«За хорошую службу немцам я был награжден железным крестом, — признался Калугин. — Металлический крест с черным ободком. Я носил его на левой стороне груди. Награду мне вручил Дорш в конце февраля 1943 года перед выездом из Батурино».
Расстрельный приговор
В мае 1943 года карательный отряд переехал в деревню Батали под Витебском и вошел в состав «Восточного батальона» под командованием капитана Гензена.
Ткаченко и Калугин, так сказать, в торжественной обстановке приняли присягу на верность фюреру и рейху. Ткаченко в составе этого батальона даже успел послужить на средиземноморском побережье Франции, где был командиром взвода. Да вот незадача: спер денежки у своего же товарища, за что немцы — тоже, наверное, в торжественной обстановке — сорвали с него погоны и отправили в Германию, в лагерь «Шталаг-366».
Осерчала немчура и на своего верного Калугина: таким же образом сорвала с него погоны, отобрала обратно свой железный крест и отправила в другой лагерь для военнопленных — за то, что часть его подчиненных перешла на сторону партизан. В результате эти двое, когда Красная армия добила фашистского зверя, предстали перед советскими офицерами, проводившими проверку, совсем в ином обличье, сумели скрыть свою службу у нацистов и стали как бы добропорядочными гражданами СССР.
В конце 1976 года сотрудники УКГБ при Совете Министров БССР по Витебской области установили причастность Ткаченко к карательной деятельности в годы войны по уголовному делу в отношении других предателей Родины — Николая Шульца (приговорен к расстрелу), Владимира Ударцева (15 лет ИТК строгого режима), Абрама Яблонского (12 лет ИТК строгого режима), Николая Артамонова (8 лет ИТК строго режима). Во время допросов Ткаченко по делу об измене Родине вышли на Калугина.
«После войны добросовестным и честным трудом я стремился искупить свою вину, — говорил на суде Калугин, когда ему предоставили последнее слово. — Детей своих я воспитал честными. Прошу суд о снисхождении».
«Я глубоко раскаялся в совершенном преступлении, — писал в кассационной жалобе Калугин. — Постоянно помня о своей большой вине перед людьми, перед обществом, я на протяжении всей своей последующей жизни честным и напряженным трудом стремился искупить свою вину».
Можно по-человечески понять солдата, когда он дрогнул в роковой миг. Испугался смерти в момент, когда перед тобой возникли двое с автоматами? Ну, тогда изволь честно пройти отмеренные тебе испытания в немецком лагере для военнопленных. Советские красноармейцы умирали в немецком плену… Но подавляющее большинство из них не становились предателями.
И для иуды на суде последними должны были стать такие слова: «Нет мне прощения. Быть может, в другой жизни я стану настоящим человеком. А сейчас прошу правосудие об одном: поскорее привести в исполнение мой расстрельный приговор». Это было бы настоящее раскаяние.
© Авторское право «Витьбичи». Гиперссылка на источник обязательна.
