Десять лет назад Беларусь и Россия довольно ярко отметили 200-летие Отечественной войны 1812 года. Но и тогда значение событий Русской кампании, как называют эту войну французы, на белорусских землях, особенно в Придвинье, не получило должной оценки.
Показательный пример. В современной итальянской экранизации романа Льва Толстого «Война и мир» Кутузов
говорит Болконскому, мол, французы смяли наши заградительные редуты и подошли к стенам Смоленска…
Ничего себе! Трехдневное Витебское сражение (а не просто однодневный бой у Островно), оба Полоцких сражения, Клястицы, Салтановка под Могилевом, Мир, Кобрин — это всего лишь заградительные редуты? Европейцы вольны полагать, что человеческая мясорубка при Бородино, пожар Москвы и Малоярославец были причиной бегства Наполеона из России и, соответственно, крушения наполеоновской империи, а не следствием выигранного Барклаем де Толли на белорусской земле боевого противостояния с великой армией. Но мы, белорусы, вправе оценивать летние события 1812 года несколько иначе.
О двухнедельном пребывании Наполеона в Губернаторском дворце в Витебске на высоком берегу Западной Двины обычно пишут вскользь, мол, это были дни мучительных сомнений императора и требования его генеральско-маршальского окружения остановиться именно здесь на зимние квартиры. Слишком простое толкование. Именно в Витебске наступил ключевой момент всей Наполеоновской эпохи.
Сесть в карету и поехать к Удино и Сен-Сиру в Полоцк, чтобы самолично разбить Витгенштейна, отбросить его зализывать раны в леса на петербургском направлении. Взять Ригу, чтобы использовать Двину как водную артерию для снабжения армии. Выстроить линию фронта перед Смоленском от Суража до Орши. Навести порядок в армейских подразделениях, пополнить корпуса резервами. Заняться обустройством буферного польско-литовского государства. Выписать в Витебск из Парижа «Комеди Франсез»… Шпагу на стол! «Я здесь остановлюсь, господа! Русская кампания — это кампания трех лет…»
Но какой бес подзуживал его все-таки броситься вдогонку за Барклаем, чтобы свернуть себе шею, загубить боеспособную армию и привести Францию к поражению в ее борьбе со всей замшелой рабовладельческой Европой?!
Этот «бес» — генерал от инфантерии Михаил Барклай де Толли. Он как будто раззадоривал своего оппонента: «Ты хотел большой драки со мной. Вот он я, стою перед тобой. Иди и попробуй меня уничтожить. Разве ты заготовил шестьсот тысяч пар валенок и полушубков?..»
До Витебска у Наполеона была одна роковая ошибка: он отдал по блату своему младшему брату командование правофланговой группировкой, в результате чего 2-я Западная армия Багратиона вместо того, чтобы, по замыслу Бонапарта, прекратить свое существование, соединилась с 1-й Западной армией в Смоленске. Разбить Барклая тоже не удалось.
И сейчас в Витебске нужно было принять единственно верное решение: продолжать погоню за русской армией, отходившей в сторону Москвы (Барклай уводил главные силы французов от Санкт?Петербурга) или осесть до весны в Витебске.
Да, русские за зиму окрепли бы. Но ведь и Бонапарт не спал бы в шапку. Он сам говорил: никогда не делай того, чего от тебя ждет противник. А Барклай его ждал. И не намерен был губить вверенную ему армию. Ждал Михаил Богданович, когда Наполеон, вместо того чтобы использовать на полную мощь свой административный гений, двинет измотанные войска, не понимающие целей этой войны, уже на исконно русские земли, населенные народом со странной для европейца логикой. И все же он вышел на крыльцо Губернаторского дворца, сел в карету и помчался в сторону Смоленска. Теперь Бородино, Москва, Березина, Лейпциг и Ватерлоо будут у него впереди — после Витебска.
Осенью 1912 года к 100-летию победы русского оружия над Наполеоном в Витебске был установлен памятник, увенчанный двуглавым орлом, — «Бессмертной доблести героев Отечественной войны…», как гласит мемориальная надпись на плите. Сегодня сквер героев 1812 года с гранитным монументом и пушками у его подножия — одно из излюбленных мест отдыха витебчан.
© Авторское право «Витьбичи». Гиперссылка на источник обязательна.
