В рядах Советской армии этот ефрейтор был командиром отделения. А ранее, в составе другой армии, — тоже командиром отделения, только в звании унтер-капрала. И форму носил не красноармейскую, а… эсэсовскую
Государственные архивы, сохранившие навечно факты геноцида белорусского народа в годы Великой Отечественной войны, позволяют увидеть мельчайшие детали военных преступлений, понять анатомию предательства тех, кого сегодня не без презрения называют коллаборационистами.
Тему судебных процессов в Советском Союзе над предателями Родины и пособниками немецко-фашистских захватчиков еще нельзя назвать широко изученной. В самих понятиях «предатель» и «пособник» есть юридические нюансы. Все это, безусловно, составляет предмет длительных научных исследований. Но несомненно одно: с началом нашествия на нашу Родину германских нацистов каждый гражданин СССР должен был сделать для себя четкий выбор без каких-либо оговорок. Для подавляющего большинства советских людей выбор был однозначным: так или иначе бороться с врагом, работать на Победу, хранить верность Отечеству, оставаясь на временно оккупированной территории или в фашистской неволе, умирая от голода и бомбежек в блокадном Ленинграде.
Коллаборантов правоохранительные органы выявляли и в годы Великой Отечественной войны, и в послевоенные десятилетия. Никто не должен был уйти от ответственности. При этом правосудие действовало довольно гибко, классифицируя характер контактов гражданина с врагом, — в соответствии с нормами законодательства. Никакого огульного осуждения не было. Если человек по принуждению оккупантов выполнял работы хозяйственного характера, то это одна история; если же конкретно участвовал в расстрелах и истязаниях мирных граждан, в боях с партизанами, выдавал полиции подпольщиков и партизанские семьи — уже совсем другая.
Вместе с тем надо понимать, что очень часто, почти всегда ситуация не оставляла возможностей для половинчатых решений: или ты патриот, или предатель. Быть нашему народу или не быть — вот что стояло на кону в той великой войне. Отсюда и отсутствие золотой середины.
«Моя хата с краю…»
В ноябре 1948 года оперуполномоченный Оршанского городского отдела Министерства государственной безопасности Витебской области вынес постановление об аресте Виктора Николаевича Жданова — советского гражданина 1925 года рождения, неженатого, несудимого, грамотного и к тому же члена ВЛКСМ. Жданов на тот момент проживал в Орше, работал слесарем в артели «Металлист».
Многочисленные свидетельские показания давали основание правоохранительным органам подозревать Жданова в измене Родине, а именно в том, что он служил в одном из немецких карательных подразделений.
В начале каждого протокола допроса подозреваемого или свидетеля записана стандартная, но юридически значимая фраза: «Предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний». В деле Жданова имеется, скажем так, три части его рассказа о своем прошлом: первые две — лживые в главном, то есть в том, что касается его предательства, и третья окончательная, то есть та часть, с учетом которой суд выносил приговор.
Вначале Жданов солгал при прохождении фильтрационной проверки в 1945 году, когда к нему, якобы узнику фашистской неволи, пришла долгожданная свобода от нацистского рабства. Затем снова солгал — у себя на родине в Орше, 7 мая 1948 года. В этот день сотрудник госбезопасности допрашивал Жданова в качестве свидетеля, в свое время репатриированного из Германии. Вырисовывался облик серенького такого обывателя, даже если хотите, не вполне патриота, но ведь и не преступника — как бы так получалось! Типа, не всем же быть героями. Можно идти по жизни этак посерединке, не делая ни хорошо ни плохо. Просто молодому человеку повезло избежать краеугольной ситуации с ее неумолимо жестким выбором.
До июля 1941 года несовершеннолетний Жданов слесарничал в Орше на заводе «Красный борец». При приближении к городу немецко-фашистских войск Жданов, как следует из протокола, вместе с Казимиром Мурашко «выехали на лошади в советский тыл». По всей видимости, это была не эвакуация двух оршанцев, а выполнение ими некого хозяйственного задания, ибо ни на одном этапе следствия и суда Жданов не говорил о том, что не желает жить в городе, захваченном врагом. Чего не скажешь о Демьяне Альшевском, который в отношении своего ровесника Жданова, отвечая на вопросы следователя, выступил в роли свидетеля. Альшевский заявил на допросе в сентябре 1945-го: «В дни, когда немецкие войска приближались к Могилеву, ни у меня, ни у моих родителей желания эвакуироваться в тыл Советского Союза не было».
В городе Сухиничи Смоленской области около двух месяцев Жданов работал пастухом в системе Заготскот (Всесоюзная контора по заготовке скота). С приближением линии фронта его снова отправили дальше на восток — сопровождать колхозную скотину. Однако в районе Козельска был перехвачен оккупантами, которые, с его слов, вернули юношу в Сухиничи, а потом… посоветовали вернуться в Оршу. Что он и сделал. Во всяком случае, других сведений, касающихся этого момента в истории Жданова военной поры, в архиве нет.
Как дальше следовало поступить 16-летнему комсомольцу — жителю города, в котором фашисты с первых же дней оккупации установили режим жестокого террора (лагеря для военнопленных под открытым небом, массовое уничтожение горожан)? Может, пополнить ряды патриотического подполья или партизанского отряда? Ведь надо было быть глухим и слепым, чтобы не знать, что в городе, в том числе на его крупном железнодорожном узле, активность подпольных групп возрастает из месяца в месяц. Жданов предпочел прикинуться слепым и глухим и сидеть тихонько, как мышь под веником.
В начале 1942-го он идет работать на лесопильный завод станции Орша-Центральная. В августе того же года, лгал он 7 мая 1948-го, «по неизвестным причинам» его сняли с работы и под конвоем доставили на станцию, где посадили в эшелон и отправили в Польшу. Так якобы начались тяжелые испытания узника фашистской неволи. Освободили его в мае 1945-го английские войска и передали представителям советского командования. Жданов прошел соответствующую проверку, после чего пополнил ряды Красной, а с 1946-го — Советской армии. В апреле 1948-го демобилизовался, 2 мая вернулся в Оршу, а 7-го уже рассказывал сотруднику госбезопасности эту складную историю — байку о том, как ему чертовски повезло выжить и в оккупированном городе, и в германском рабстве.
Вот чего нет в архивных документах, так это сведений о том, как он себя чувствовал с мая по август 1948-го, когда состоялся второй допрос то ли еще свидетеля, то ли уже подозреваемого Жданова, и далее с августа по ноябрь. Жил в постоянном страхе? Надеялся, авось пронесет?
Клятва на верность «отчизне»
На самом деле отсидеться под веником мышонку не удалось. До ноября 1942-го Жданов промышлял перепродажей сигарет, сахарина, зажигалок и прочего. Затем устроился чернорабочим на лесозавод. А летом следующего года ему пришла повестка: оккупанты обязали Жданова явиться в местное подразделение СД (гитлеровская преступная организация, в «послужном списке» которой миллионы человеческих жизней).
Это был самый настоящий призыв сорока пяти молодых оршанцев, в том числе Жданова, на службу в армию. Не в Красную армию, разумеется, а в немецко-фашистскую.
«Для нас всех устроили торжественный обед с выпивкой, а после обеда было гулянье», — показал во время следствия подозреваемый в измене Родине. На следующий день призывников (как это дико в данном случае звучит) отправили в деревню Высокое под Смоленском. Там Жданов стал рядовым 3-й роты 11-го охранного батальона войск СС и вместе с другими свежеиспеченными эсэсовцами, одетыми в немецкую униформу, прошел двухмесячный курс обучения в специальной школе. По ее окончании новобранцев вывели в поле и построили. Молодые эсэсовцы по очереди зачитывали написанный для них по-русски текст… присяги на верность Германии. После чего личной подписью удостоверяли в неких листах, что клятву подобного рода приняли.
На суде обвиняемый утверждал, что дословно текст этой присяги не помнит. «Там было примерно так, — говорил он. — Я, Виктор Жданов, вступая в ряды германской армии, клянусь честно выполнять свой долг… Что-то в этом роде».
Более памятливым оказался предатель Стрелёнок, один из тех, по чьим показаниям вышли на Жданова. «Я, Иван Стрелёнок, вступая в ряды германской армии, клянусь честно и добросовестно выполнять свой долг, как честно и добросовестно солдат германской армии выполняет свой долг по защите отчизны…» — привел он слова присяги во время допроса 27 июля 1945 года. И уточнил, что восемь человек отказались произносить эти слова и уж тем более удостоверять позорную клятву своей подписью. Их построили и куда-то увели.
Рота двуногих
Следствие установило, что в 1943 году по окончании специальной школы в селе Высокое рядовой 1-й роты 11-го батальона войск СС Виктор Жданов в составе своего подразделения был направлен в Минск, где нес караульную службу по охране советских граждан еврейской национальности, содержащихся в немецком концентрационном лагере.
Осенью 1943-го Жданов трижды участвовал в боевых операциях против партизан на территории Борисовского района. Зимой 1943 — 1944 годов в Полоцком районе около 15 раз в составе своего подразделения выполнял задания разведывательного характера, связанные с поиском месторасположения партизан, и дважды принимал участие в засадах против них.
Дослужился до звания унтер-капрала, командовал отделением, был награжден какой-то немецкой бронзовой медалью (коль в протоколах не указано, какой именно, не будем искать в интернете, это не столь важно; да и недосуг копаться в эсэсовском хламе).
Важно понимать, что степень вины предателя суд определяет по тем эпизодам, которые следствию удалось установить по показаниям свидетелей и признаниям самого обвиняемого. Особым зверством в Полоцком районе отличилась 1-я рота 11-го эсэсовского батальона. Свидетель Ларьков на допросе в феврале 1947 года, называя состав этой роты, указал на Жданова. Свидетель Божков в марте 1947-го также сказал, что в 1-й роте, которая орудовала на полоцкой земле, был Жданов. Наконец, свидетель Сорокалетов на допросе в октябре 1947-го утверждал, что Жданов был переведен из 3-й в 1-ю роту и в ее составе участвовал в карательной экспедиции.
«Во время пребывания в Полоцком районе были случаи поджога деревень, — показал на допросе 27 октября 1945 года предатель Окунев. — В частности, поджигали дома в деревнях Топоры, Сестрёнки… Являясь солдатами войск СС, мы пользовались теми же правами, что и немцы. Убийства мирного населения, издевательства над людьми, грабежи не преследовались со стороны немецкого командования, наоборот, поощрялись, и многие солдаты за это награждались орденами… Кто конкретно истязал людей, сказать затрудняюсь, так как не помню, однако многие солдаты это делали… Наш отряд располагался в деревне Топоры. Однажды, обходя дозором вокруг деревни, мы обнаружили 10 — 13 человек местного населения и всех расстреляли. Для этого была выкопана яма. Когда задержанные поняли, для чего их ведут к этой яме, они стали упрашивать, чтобы мы их не убивали… Помню хорошо, как в яму упал раненый мальчик. Он стал кричать мне, чтобы я поскорее его пристрелил, потому что не может больше мучиться…»
В определенном смысле Жданову все-таки повезло: или в самом деле не выпало ему ни одного случая, как он утверждал, вступить в открытый бой с партизанами, лично участвовать в расстрелах и истязаниях мирных граждан, или такие факты попросту не были установлены следствием. Иначе расстрельного приговора он едва ли избежал бы.
Военный трибунал войск МВД Витебской области, который состоялся 24 декабря 1948 года в Витебске, приговорил Виктора Жданова к 25 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях. Если бы впоследствии были выявлены новые факты, касающиеся преступлений молодого оршанца в эсэсовской униформе, приговор наверняка был бы пересмотрен в сторону ужесточения наказания.
В дальнейшем его архивное дело было рассмотрено дважды: в августе 1955 года и в ноябре 1998-го. В обоих случаях заключение прокуратуры Витебской области было одним и тем же: оснований для пересмотра судебных постановлений не имеется.
© Авторское право «Витьбичи». Гиперссылка на источник обязательна.
