Уголовное дело в отношении Антона Щемелёва. 10 раз доносил полиции о партизанах. И каждый раз за этим следовали карательные экспедиции

К архивному уголовному делу Щемелёва приобщен акт от 13 марта 1945 года Городокской районной комиссии по установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков. «Немцы сжигали живых людей, — говорится в акте. — 27 февраля 1943 года в деревне Холуи в доме колхозника было сожжено 96 советских граждан, согнанных из разных сел. 26 февраля 1943 года в деревне Сеченка в колхозном сарае было сожжено 59 женщин и детей. В двух километрах от Городка в урочище Воробьевы горы с июля 1941-го по декабрь 1943 года немцы систематически производили расстрелы советских граждан. Здесь комиссией установлено 6 общих могил, в которых находилось 660 останков. Трое погибших опознаны жителями Городка».

В марте 1942 года, говорится в акте, на площади в Городке на телеграфных столбах было повешено 18 советских граждан, в том числе колхозники Яковлев и Лысенко.

«Об истязании немецкими палачами свидетель Левчёнок Ефросинья Яковлевна показала: в полиции Городка путем обливания холодной водой на морозе было убито 6 человек. 6 января 1943 года на ее глазах двум партизанам отрубили руки и ноги, после чего искалеченные люди были вывезены на Витебское шоссе к зданию техникума и брошены на морозе», — говорится в акте.

Комиссия установила, что всего по Городокскому району расстреляно 4884, повешено 34, сожжено 168, угнано в немецкое рабство 947 человек.

Всё это — эпизоды геноцида белорусского народа, военных преступлений, которые творили немецко-фашистские захватчики и их пособники. В числе последних — печально известный на Городокщине бывший начальник районной полиции Анатолий Мордик. В деле Щемелёва имеется интересный для историка документ: Военный трибунал войск МВД Витебской области в декабре 1948 года, с учетом отмены на тот момент смертной казни, приговорил Мордика к 25 годам исправительно-трудовых лагерей. Однако в том, что касалось военных преступлений оккупантов, первичность политической конъюнктуры была неприемлема. Кроме того, появлялись новые факты злодеяний нацистов и их пособников. В 1959 году в Городке состоялся открытый суд над предателем и палачом: Мордик был приговорен к расстрелу. Вот на таком фоне и обратимся к личности иуды Щемелёва. 

За доносы — повышенный оклад

К слову сказать, ценность судебно-следственных архивов еще и в том, что они позволяют как бы классифицировать типажи предателей. Убежденные антисоветчики, аполитичные обыватели, стяжатели, садисты с наклонностями махрового уголовника, трусы и отпетые подлецы… Кем был Щемелёв? Наверное, всякого в его душонке хватало.

Накануне нашествия гитлеровцев проживал в деревне Веретеи Городокского района. 24 июня 1941 года районным воен­коматом 33-летний Щемелёв был призван в Красную армию. «В начале вой­ны наша часть находилась в Витебске, — показал он на суде. — В один из дней, когда немцы стали бомбить Витебск, мы были в казарме. Нам велели выйти из казармы и укрыться. Когда бомбежка кончилась, нашей части приказали покинуть горящий город. Мы уходили вразброд. У меня было мнение, что советская армия разбита. Я встретил двух своих земляков, Антипенко и Сниткова, и договорился с ними при первой же возможности дезертировать из армии. В августе мы вернулись домой. По дороге раздобыли гражданские костюмы и сбросили с себя красноармейскую форму. Я не верил в победу Красной армии».

Осенью 1941-го его жестко допрашивает в Городке следователь Григорьев: якобы полиции известно, что Щемелёв прибыл из Красной армии как партизан и разведчик. «Где твой военный билет?! — прессовал его Григорьев. — Там, наверное, записано, что ты коммунист! Ты коммунист?! Мы тебя ногами к машине привяжем и протащим по мостовой!» На что Щемелёв божился изо всех своих сил: «Я не коммунист! Не партизан и не разведчик! Я вернулся домой из Красной армии в августе, потому что верю в победу Германии! Я правду вам говорю!»

И тут его пригласил… в протоколе именно так записано со слов Щемелёва — «пригласил»… в свой кабинет тот самый Мордик. «Он предложил мне сотрудничество с полицией. Я должен был помогать немцам в уничтожении коммунистов и партизан. Я согласился», — показал Щемелёв. Факт перехода на сторону нацистского зверя был подтвержден распиской, данной Мордику: «Я, Щемелёв Антон Михайлович, обязуюсь помогать немецким властям в лице городокской полиции в выявлении советско-партийного актива, партизан и связанных с ними лиц. Об известных фактах буду доносить как устно, так и письменно органам полиции и действовать по их указанию. Обязуюсь о связях с полицией никому не рассказывать. Я предупрежден об ответственности за нарушение расписки или обман. Обязательство скрепил своей фамилией Щемелёв».

После принятия мордиковской «присяги» он занялся знакомым ему делом — стал лесником, но не простым, а агентурным. Щемелёв получил задание выявлять места дислокации партизан, связанных с ними лиц, добывать данные о численности и вооружении партизанских отрядов, действовавших на территории Городокского и смежных районов.

Он установил связь со старшим объездчиком Шурубнёвым, которому передавал все собранные агентурные сведения. В Веречском лесничестве в течение декабря 1941 года и первой половины 1942-го Щемелёв около 10 раз письменно доносил полиции о действиях и передвижении партизан. И каждый раз по его данным немцы предпринимали карательные экспедиции.

«Летом 1942 года, — показал, в частности, Щемелёв, — узнав от местных жителей, что в деревне Солотковичи Меховского района должны появиться партизаны, я немедленно в письменной форме сообщил об этом Василию Шурубнёву, и в тот же день туда выехал смоловский карательный отряд и вел там бой с партизанами… В течение 1942 года я регулярно, два раза в месяц, встречался с Шурубнёвым и рассказывал всё, что мне становилось известно о деятельности партизан… Шурубнёв мне говорил, что советской власти больше не будет, а будет только власть немецкая. И что я должен честно служить немцам, добросовестно выполнять их задания по вылавливанию партизан, коммунистов и советских активистов. Я должен обходить свой лесной участок и внимательно смотреть, нет ли человеческих следов, бункеров и других признаков появления партизан».

«За доносы о партизанах, — отвечал Щемелёв на вопрос следователя о вознаграждении за «непосильные труды» свои, — я получал повышенный оклад. Если я при советской власти по должности лесного обходчика получал 150 рублей, то немцы мне платили за работу 150 марок, или 1500 рублей. Кроме того, мне давали продовольственный паек».

Но то были еще цветочки. Когда летом 1942 года партизаны изгнали оккупантов со значительной части территории Городокского и Меховского районов, Щемелёв бежал из Веретеи под защиту карательного отряда в Смоловке. В его составе принимал участие в разграблении и сожжении поселка Бабиновичи, где нацисты уничтожили 38 домов колхозников и 13 общественных построек. Щемелёв лично поджег два дома.

В январе 1943-го он добровольно поступил на службу в городокскую районную полицию, за что был пожалован белой нарукавной повязкой и прочей полицаевской униформой. Нес охрану здания полиции, где происходили пытки и расстрелы советских патриотов.

В феврале 1943 года Мордик поручил Щемелёву, как знатоку окрестного леса, провести карательный отряд в поселок Заречье. Туда была доставлена большая группа арестованных советских граждан, которых выстроили на улице. По подсказкам местных иуд стали выявлять тех, кто был связан с партизанами. Обреченных выводили из строя. Щемелёв, желая выслужиться перед своими хозяевами, указал на 15 человек. Были они на самом деле связаны с народными мстителями или нет? Для Щемелёва, который из кожи лез перед нацистами, это не имело значения… Всего каратели отобрали около 100 человек, в большинстве — женщин и детей. Их завели в здание школы и заживо сожгли. Тех, кто пытался выбраться из пламени, расстреливали из автоматов. Стрелял ли в обреченных находившийся рядом с горящим домом Щемелёв, вооруженный винтовкой? Факт не установлен, а в чем он сам на этот счет клянется как на духу, догадаться несложно.

«Родственников партизан закрыли в здании Зареченской школы, — показал Щемелёв на одном из допросов. — Примерно сто человек. Фамилии не помню… Гибнущие в огне люди подняли крики, стоны, стали выбрасываться из окон. Кто-то из них горел, как факел. По этим людям и по окнам стреляли власовцы. Спастись никому не удалось».

На другом допросе дополнил картину: «Поскольку дом был деревянным, огонь быстро охватил школу, проник внутрь. Крики обреченных людей соединились с плачем и криком тех, кого немцы не вывели из строя, но заставили на все это смотреть… Когда прогоревшая крыша рухнула, крики внутри пламени стихли».

Свидетель Степан Сысоев, в годы вой­ны — командир взвода разведки партизанского отряда, опознал на очной ставке личность обвиняемого и сообщил: «Оставшиеся в живых люди рассказывали мне, что для сжигания немцы выводили из строя лиц по указке Щемелёва, который был из местных и знал родственников партизан».

Нет нужды перечислять имена всех, кто подтвердил участие Щемелёва в карательных экспедициях нацистов, но одно свидетельское показание, Лаврентия Лопанова, все же следует привести: «Примерно в марте 1942 года я, а также Збродов Дмитрий Иванович (умер в 1944 году, указано в протоколе допроса) и Збродов Михаил Петрович (расстрелян немцами зимой 1943-го) были посланы старостой общины деревни Веречье Николаевым (осужден по приговору суда) за соломой в деревню Заречье… Когда накладывали на воз солому, услышали винтовочные выстрелы. Оказалось, что со стороны деревни Павлючково в Заречье бежали два безоружных советских солдата. Их преследовали полицаи. Один красноармеец бросился в кусты на берегу реки и там скрылся, а второй забрался на чердак сарая. Полицаи, в том числе Щемелёв, стали стрелять по чердаку… Я лично видел, как начальник полиции Филонов, Щемелёв и другие полицаи выволокли солдата на улицу, повалили на землю, стали избивать сапогами и прикладами винтовок. Они забили его до смерти. Филонов, Щемелёв и Александров оставили изуродованный труп возле сарая, подошли к нам и попросили закурить…»

Когда Красная армия погнала поганой метлой захватчиков, Щемелёв бежал вместе с другими полицейскими вначале в Литву, где, кстати, за свое усердие получил от немцев в личную собственность крупное хозяйство, а потом в Европу. Там он купался в бассейне с русскими белоэмигрантами, которые проводили с ним «разъяснительную работу» в антисоветском духе. Повидал Париж, вступил было во французский экспедиционный легион, однако не пожелал отравляться в Индокитай и в конечном счете оказался в советской зоне занятой союзными вой­сками Германии. Прошел фильтрацию. Был осужден на год за самогоноварение и, когда отбывал наказание, являясь вольнонаемным 29-й железнодорожной бригады, попал в поле зрения контрразведки.

Военный трибунал Киевского военного округа 28 декабря 1950 года приговорил Щемелёва к расстрелу.

Еще весной 1941 года в состав Киевского особого военного округа в целях увеличения пропускной способности стальных магистралей у западных наших границ вместе с другими аналогичными соединениями вошла, как впоследствии станет называться, 29-я отдельная железнодорожная Варшавская орденов Кутузова и Красной Звезды бригада. Трудно переоценить вклад в Победу славных железнодорожных войск! Но это уже совсем другая история.