В этом году Людвига Рыбакова отметила 85-летие. Невольно подумала тогда: я уже почти вдвое старше своего отца, ему было 44, когда он погиб...
Порой, когда воспоминания уносят в далекое прошлое, Людвига Сергеевна задается вопросом, а как сложилась бы жизнь, если бы не было войны? И тогда щемящее чувство невосполнимости утрат острой болью отдается в сердце. Какая трудная судьба была у нее, у ее братьев, у мамы, отца, да у всей большой страны!
Нет, на самом деле, память о войне не укрыта большими снегами, и как бы быстро не бежало время вперед, многое из пережитого в те страшные годы Великой Отечественной до сих пор встает перед глазами живыми картинами. А иногда всколыхнут, казалось бы, забытое или просмотренный фильм по телевизору, или книга, или газетная строчка. Так случилось и недавно.
Людвига Сергеевна опять поехала на Лепельщину, на родные могилы. Здесь, в деревне Радунь, где родилась она и ее братья, где всё на том же месте стоит их небольшой домик, растет огромная береза, посаженная отцом и братьями, теперь есть родовое захоронение, где покоится вся ее семья. Даже муж, хотя он был из другой деревни, похоронен вместе со всеми ее близкими. Бывает на кладбище Людвига Сергеевна часто. Призналась как-то – тянет ее сюда, здесь она как будто вновь не одна, душой и сердцем ощущает присутствие в ее жизни родных людей. И вот встретила на сей раз в деревне далекого родственника, который ей и рассказал, что в газете «Витьбичи» читал про ее отца: мол, разыскивают родных и близких Сергея Даниловича Телюка.
Действительно, в сентябрьском номере нашей газеты под рубрикой «Поиск. По долгу памяти» были опубликованы имена 28 погибших – уроженцев Витебской области или призванных на войну из ее районов, и захороненных в братской могиле на мемориальном комплексе города Зеленоградска Калининградской области. Этот список (ознакомиться с ним можно ЗДЕСЬ) пришел в адрес военного комиссариата Витебска с просьбой от администрации российского города помочь найти родственников погибших в 1945 году белорусов, чтобы пригласить их в 2024 году на празднование Дня Победы.
Так война вновь отозвалась воспоминаниями в сегодняшней жизни дочери солдата. Людвига Сергеевна вспоминает:
– В газете, кстати, неправильно названа наша деревня – написали «Радоль»...» Ну, может, так в похоронке было указано. Нет, Радунь, Лепельский район, сейчас это Бобровский сельсовет. У нас была большая семья – мама Пелагея Алексеевна, отец Сергей Данилович и шестеро детей – пять братьев и я. Самый старший Петр, 1932 года рождения, умер в 14-летнем возрасте сразу после войны, в 1946 году, от заражения крови: не спасли его – не было антибиотиков... От брата даже фотокарточки не сохранилось. Второй – Алексей, 1934 года рождения. Хороший был тракторист, комбайнер. Болел много, умер в 68 лет. Анатолий, 1936 года рождения. Он тоже работал в колхозе, уже в зрелые годы переехал в город, умер в 2009 году от гангрены. Здоровье у всех детей военного времени было никудышнее. Леонид живет в Северодвинске Архангельской области, ему сейчас 82 года, он родился как раз в канун войны, в 1941-м. У него дочь, внук. В 1944 году родился Николай. Помню, был он хилым, слабым, вся головка в чиреях. Конечно, каким же еще мог родиться военный ребенок у женщины – недоедавшей, пережившей столько страхов! Никто вообще не верил, что он выживет, мама обрабатывала его керосином, ничего больше не было – ни лекарств, ни антисептиков...
Людвига Сергеевна помнит, как началась война, как бомбили, как пришедшие фашисты сразу сожгли часть деревни, поэтому в их халупе, которую отец незадолго до войны перенес с хутора, жила вся большая семья с новорожденным пятым мальчиком, баба Мокрида – мать отца, а также соседи, кое-кто из оставшихся без крова. Ютились, наверное, человек 14-15, спали вповалку на полу... Какая там постель, какие подушки, одеяла... Потом фашисты выгнали семью из дома, а там сделали больничку. Отец вырыл в огороде блиндаж, так и прятались.
– В 1944 году, когда немцев уже выгнали из нашей деревни, мама была беременная шестым, нашим братиком Николаем, но отца призвали в армию, – вспоминает Людвига Сергеевна. – Не забуду, как он уходил из дома... Держал меня на руках, прижимал к себе крепко, я одна в семье была девочка, отец меня очень любил. Но, знаете, мы ведь в общем ласки не знали, все детство пришлось на войну, жили сурово. Отец, прощаясь, все пытался меня поцеловать, а я увертывалась. Глупая была, неласковая... Больше мы его не видели.
Когда Сергей Данилович Телюк ушел на фронт из родной Радуни, Людвиге было 6 лет. Признается, не все помнится, но многое в память врезалось навсегда.
– И как только мама нас всех, шестерых, поднимала – до сих пор не понимаю. После похоронки подолгу сидела у окна, раскачиваясь, все приговаривая, будто обращаясь к своему Даниловичу и сердясь на него: «И на кого ты меня оставил? Как выживать?» Ели мы одни «глиняники»: их по-всякому называют в разных местах – у нас так звались лепешки из гнилой промерзшей картошки. Сразу после войны стали восстанавливать колхоз, работали практически одни бабы да подростки. Собирали по дворам скотину, птицу. Мама пошла смотреть в хозяйстве свиней и телят, и это, наверное, нас только и спасло! Пусть простит нас тот колхоз, но из пойла, что давали скотине, мама ухитрялась урвать немного нам поесть, еще отваживалась порой своровать стакан молока от телят на шестерых детей. Что мы еще ели? Яблоки, турнепс, осенью калину, бураки собирали – мама из них варенье варила. Летом ягоды были. Иногда в лес пойдем, наберем ведро, да и съедим все, не донесем до дома, а мама опять сердится, ругает нас. Мне вообще доставалось больше всех. Я оставалась дома за хозяйку, стирала, за братьями смотрела. А еще помогала матери – пасла телят. Бывало, выгоню их, а сама прикорну где-нибудь, засну – я же еще ребенком была! Телята разбегутся, мама опять в крик, да еще шлепнет. У меня не было ни детства, ни юности, ни платьев, ни еды!
– Людвига Сергеевна, а вспомните, когда вы, наконец-то, впервые отъелись вволю?
– Наверное, только когда уехала в Витебск. Мама нам всем говорила: «Детки, уезжайте от меня, разбегайтесь куда-нибудь подальше, может, прокормитесь, не погибнете от голода, выживите». Знаете, послевоенный голод вообще ни с чем не сравнить. Это было просто ужасно... Помню, маме как многодетной дали корову, а она оказалась туберкулезной. Сама тощая, а молока давала много, но оно было жидким и синим. Не знаю, как мы сами не заболели! И однажды пришел зоотехник и сказал, что корову у нас забирают, так как она опасная, можно заразиться через молоко. А мама уцепилась, не отдавала эту корову, кричала...
В 18 лет Людвига – маленькая, худенькая, весила 46 килограммов, уехала в Витебск, хотела завербоваться на север, на какую-нибудь стройку, но строек и здесь хватало, так ее оставили в городе. Три года она проработала в стройтресте № 9. А потом узнала, что открылись курсы медицинских сестер и записалась на них. Выучилась на медсестру, 15 лет отстояла на операциях хирургической сестрой, была массажисткой, в регистратуре довелось поработать, в общем, в больнице этого стройтреста у нее стажа 53 года!
Маму из деревни забрала к себе, когда с мужем им уже дали квартиру. К тому времени Пелагея Алексеевна была совсем больной от тяжелой жизни, дочь ухаживала за ней до последнего ее дня и ей же сама глаза закрыла. Умирая, мать просила прощения у единственной дочери.
– А за что, спрашивала я у нее, – со слезами на глазах вспоминает Людвига Сергеевна. – За то, что ругала меня? Так жили трудно, а как бедно! Только когда мне дали общежитие, я почувствовала, что у меня есть своя постель... Какая была радость, когда с первой получки братьям привезла начесовые костюмчики, маме пошила костюм габардиновый и пальто, а себе справила коричневую юбку и желтую кофту в горошек.
Ах, если б не было войны...
– ... отец осуществил бы свою мечту: он говорил, бывало, вот сыновья вырастут и построим с ними большой новый дом, – говорит Людвига Сергеевна.– Он порадовался бы за нас, мы выросли все работящими, ответственными. Увидел бы своего внука – моего сына, которого я назвала в честь отца Сергеем, и до правнуков, может, дожил. Отец погиб 8 марта 1945 года, совсем чуть-чуть не дожил до Победы. Однажды я была в Калининграде на экскурсии, нас привезли в блиндаж, в котором прочитала надпись на стене – 31-я стрелковая рота. А в похоронке отца значилось: стрелок 31-й роты, Белорусский фронт. Я даже подумала, а не стою ли я на том месте, где он, может, погиб? А как это случилось, какой у него был солдатский путь – ничего не знаем и не у кого уже спросить. Только помнить.
Мы продолжаем поиск родственников солдат, похороненных в братской могиле в городе Зеленоградске Калининградской области.
© Авторское право «Витьбичи». Гиперссылка на источник обязательна.
