В апреле этого года Генпрокуратура возбудила уголовное дело о геноциде белорусского народа в годы Великой Отечественной войны. Сейчас областные и районные прокуратуры проводят расследования, ищут новые факты зверств нацистов, изучают архивные документы, опрашивают потерпевших тех лет.
Общественность недостаточно хорошо осведомлена о ряде фактов геноцида, совершенных националистическими бандформированиями и сообщниками фашистов. Это в свою очередь создает почву для их героизации и попыток разрушить ценности, на которых строится белорусская государственность. Безнаказанность порождает новые преступления. Возбуждение уголовного дела по фактам злодеяний в отношении мирного населения Беларуси – важный этап в противодействии реабилитации нацизма. При этом Конвенция ООН по предупреждению преступлений геноцида и наказаний за него установила, что лица, обвиняемые в совершении геноцида, должны быть судимы компетентным судом государства, на территории которого было совершено данное деяние.
Сотрудники прокуратуры города Витебска активно участвуют в расследовании уголовного дела, помощники прокурора опрашивают живых свидетелей, которых с каждым днем остается все меньше. Сегодня мы приводим рассказы некоторых из них от первого лица. Имена героев не указаны по этическим соображениям. Помощник прокурора города Лев Ким рассказал о беседах с этими мужественными людьми.
Детский героизм
«В 1941 году летом во время наступления немецкофашистских захватчиков со стороны Бреста бойцам Красной армии приходилось отступать. Их перебрасывали в Витебскую область, где была наша деревня. Именно тогда я получил ранение в колено левой ноги. А случилось это так. В нашем лесу в резерве стояли два тяжелых бомбардировщика. Когда стали наступать немцы, командование хотело использовать эти самолеты, но выяснилось, что в баках вместо керосина вода. К нам подошли солдаты и попросили меня и еще одного подростка передать записку командованию на посту. Мы пешком пошли почти на передовую и попали под артобстрел. Я получил осколок в ногу, а моего попутчика убило. Повезло, что наши солдаты быстро оказали мне помощь, и я остался в живых. Потом мне взрослые из молодой ели сделали костыль, чтобы я мог передвигаться».
Любовь
и верность
О заслугах своей супруги рассказал муж. Он сам пережил годы оккупации, а его жена активно боролась против фашистского режима. Они также являются свидетелями геноцида, но до конца остались верны друг другу.
«Брак с Галиной Александровной мы зарегистрировали в 1951 году. У нас родились сын и дочь, которые со своими семьями живут в Витебске. Моя супруга уже два года прикована к постели, почти все время без сознания. Иногда приходит в себя и говорит о том, как она устала лежать, жалеет меня, что, мол, изза нее я мучаюсь. Но я не жалею об этом, ведь мы прожили хорошую жизнь вместе. Учитывая наше здоровье, с нами живет сын, мы с ним ведем хозяйство и ухаживаем за Галиной. Приезжает и дочь с внуками, помогают нам.
Галина Александровна много рассказывала о партизанском детстве, данные о ее участии в партизанском движении имеются в краеведческом музее в Лиозно. Пока она была здорова, мы возили ее туда».
Опасные шалости
«Мне было 6 лет, когда нас на телеге, запряженной волами, привезли к нашим новым хозяевам. Я запомнила, что на грушах и яблонях уже отсыхали цветочки. Название местности не знала. Нас помыли и усадили за общий стол. Хозяйкой была очень красивая немка, а ее муж был похож на Ленина. Нас хорошо накормили, был даже белый хлеб, детям дали молочный суп. Утром проснулась в комнате с двумя кроватями с белыми простынями, недалеко в детской коляске спал мой брат Ваня.
Я осмотрелась и увидела над камином выложенный белой плиткой портрет Гитлера. Я вспомнила Витебск и как нас вывозили, сделала вывод, что
это тот, кто во всем виноват. Влезла на камин и выколола ему глаза и снова легла в кровать. Когда пришла хозяйка стала нас ругать, а ее муж побил нас».
«За Родину! За Сталина!»
«В Суражском районе стали создаваться партизанские отряды. Моя мама не могла смириться с вторжением фашистов и стала связной отряда и разведчицей. Она переодевалась в нищенскую одежду и с моим братом Анатолием ходила по окрестным деревням, собирая сведения о расположении, численности и вооружении фашистов. Зимой 1943 года она получила сведения, что немцы готовят карательную операцию против партизан и узнали о том, что мама – связная. Партизаны ночью увезли нас в другую деревню, где также был отряд. А дедушка с бабушкой не захотели оставлять хозяйство и не поехали.
Нас поселили в доме, где было двое раненых партизан. Один все время хотел пить. Мы помогали их лечить. А мама отправилась в окрестные деревни, чтобы предупредить всех о карательной операции. Она запретила, но Анатолий все равно пошел за ней на некотором расстоянии и видел, как мама попала в засаду и ее схватили фашисты. Подросток ничего не мог сделать, чтобы спасти ее. Маму перевели в гестапо в Сураж, месяц пытали, а потом в назидание другим вели через всю деревню с табличкой на груди и расстреляли с другой женщиной, которую звали Вера Воронова.
При освобождении Суража погибло много военнопленных, а живых расстреляли в апреле 1943 года и закопали в братской могиле там же где и нашу маму и расстрелянную вместе с ней Веру Воронову. Мне потом рассказали, что мама была одета в зеленое пальто, а перед смертью выкрикнула: «За Родину! За Сталина!»
А потом фашисты захватили и ту деревню, куда нас перевезли партизаны. Нас оставили у женщины, у которой было двое своих детей. Немцам она говорила, что мы все ее дети, и тем самым спасла нас. Но к ней в дом поселили нескольких немцев, так что оставаться в доме стало опасным. Тогда хозяйка ночью укутала нас в одеяла, посадила на санки, а мальчик лет 13ти по имени Коля отвез нас в деревню к бабушке и дедушке. В ту ночь я отморозила себе нос, и он до сих пор реагирует на малейшее переохлаждение. С Колей потом после войны я встретилась в школе, и он всегда защищал нас.
Однако с бабушкой и дедушкой мы недолго прожили. Однажды в деревню приехали грузовики и всех жителей — стариков, женщин и детей отвезли в лагерь для военнопленных в районе 5го Полка. Только за мартапрель 1943 года туда свезли 20 тысяч человек. До сих пор я вспоминаю слова фашиста, который распределял, кого куда отправить. Думаю, что нас оставили в лагере потому, что у дедушки с бабушкой нас было трое детей, а других, кто был один, угнали на работу в Германию».
Осадный Ленинград
«Мы постоянно были голодными и искали еду. Приходили к раненым в госпиталь и пели им песни, а они нас кормили. Иногда обращались к морякам на кораб
лях, что ходили по Неве, и они нам всегда давали хлеба. Зимой 1943 года стали эвакуировать гражданских. Тогда моя бабушка и тетя Таня собрали всех детей и нас вывезли по льду Ладожского озера. На эшелонах нас везли в сторону Казахстана. По дороге тетя Таня чемто отравилась и умерла. Всех, кто умирал оставляли на железнодорожных путях. Потом трупы собирали и складывали в штабеля, а с наступлением весны хоронили».
Устали бояться
«На каждого члена семьи нам выдавали 125 граммов хлеба. Чтобы меня годовалую хоть както прокормить, мама ездила на Охтинский мост к бабушке, у которой была коза, и меняла часть нашей пайки хлеба на маленькую бутылочку молока. Мама крошила в молоко хлеб и кормила меня. Моим первым словом стало: «Дай!» Дедушка жалел меня и
часто отдавал свою порцию хлеба, так же поступали иногда родители.
Моя сестра, несмотря на то, что была еще небольшой, дежурила на крышах домов и тушила зажигательные бомбы. В начале блокады, как только включалась сирена, мама укутывала меня во все теп
лое, и мы бежали в бомбоубежище. Но вскоре настолько устали бояться, что сидели во время тревоги дома.
В марте 1942 года было принято решение об эвакуации нашей семьи. Моих родителей, сестру Нину и меня на грузовиках переправляли через Ладожское озеро, лед на котором уже начал таять. Мама снова закутала меня во что только можно было, родители взяли сколько могли вещей, а дедушка с бабушкой отказались уезжать из Ленинграда. С нами было много семей с детьми, и многие умирали по дороге. Их тельца оставались лежать на обочине и на льду озера».
Сильные духом
«Домашние почемуто называли меня Лузеттой. Когда началась блокада, мне было 10 лет, и я, как и многие сверстники, дежурила на чердаке школы, чтобы гасить зажигательные бомбы. Но от недостатка питания у меня началась дистрофия, и однажды я едва справилась с тем, чтобы бросить бомбу в бочку с песком, после этого меня освободили от дежурств. А бомбежки продолжались и днем и ночью.
Мама и бабушки ходили на окраины города рыли окопы и траншеи, одна из бабушек умерла во время блокады. Както зимой я пошла на Гренадерский канал за водой. Так как я долго не возвращалась, одна из бабушек пошла следом и увидела, что я, обессилевшая, сидя в сугробе, засыпаю. Бабушка стала тормошить меня и спасла от верной гибели.
В другой раз я смотрела во дворе, как соседские мальчишки Сергей и Виктор положили на землю бомбу и хотели разобрать ее.
У них ничего не получалось, и они решили разбить ее камнем. В это время меня позвала мама, и я побежала домой. И тут за спиной раздался взрыв,
оба мальчика погибли.
На каждого члена семьи выдавали по 125 граммов хлеба. Он был черный, как асфальт, но нам казался самым вкусным. Мама готовила какуюто еду из столярного клея, и мы ели, потому что всегда были голодны. Когда терпеть было невозможно, я отрывала маленькие кусочки от тетради и разжевывала их, чувство голода отступало.
У меня было слабое здоровье, и мама была вынуждена согласиться на эвакуацию. Весной или в начале лета 1942 года нас посадили в лодку и стали переправлять по Ладожскому озеру. Фашис
ты бомбили озеро, и я хорошо запомнила, как мне на лицо после взрыва попадали капли воды».
Никогда больше
Когда слушаешь откровения этих людей, мороз пробегает по коже, и невозможно до конца осознать то, что они пережили. Зачастую им самим становится плохо от этих воспоминаний, а потому сотрудники прокуратуры стараются быть с ними максимально тактичными.
Как отметил в завершение Лев Ким, расследование геноцида белорусского народа в годы Великой Отечественной войны является данью памяти погибшим, безвинно уничтоженным гражданам нашей страны. Но одновременно нацелено на обеспечение соблюдения принципов неотвратимости ответственности, восстановления исторической и социальной справедливости, защиту интересов белорусов как социальной общности, служит реализации антифашистского принципа: «Никогда больше!».
© Авторское право «Витьбичи». Гиперссылка на источник обязательна.
