История семьи Вильчиков из Чашникского района через призму войны

Сегодня старые довоенные фото с родными героями, оставшимися в грозных сороковых, хранят внуки и правнуки односельчан, которым выпало в судьбе суровое лихолетье.

Ноябрь 1940 года.

Много дней детства я провела в доме бабушки и дедушки Анны и Артема Вильчиков в маленькой деревне Придворье Чашникского района на Витебщине. Накануне Великой Отечественной здесь было 33 двора и 120 жителей. Вспоминаются старые фото на стенах. О судьбах большинства из тех, кто запечатлен на этих снимках, послевоенная детвора узнавала из рассказов взрослых: их жизни оборвались в сороковые-роковые. Один, с надписью «Ноябрь.1940-й год», которым особенно дорожили в семье, сегодня — в моем альбоме. Когда рассматриваю его, в памяти всплывают рассказы бабушки. И боль той далекой войны не отпускает.

…Четверо парней старательно готовились к встрече с фотографом. Трое из них — придворские. Все — Вильчики, все — Артемовичи. Федор, мой отец, — крайний справа вверху и Артем, крайний справа внизу, — родные братья. Михаил — крайний слева вверху, — их односельчанин, сосед и друг. Четвертого, крайнего слева внизу, в деревне помнили как племянника Авдули, набожной бабки, нянчившей у придворских детей.

Моя бабушка, мать двоих сыновей, простая крестьянка, не знавшая грамоты, всегда имела свой взгляд на события. Выложив на стол эту фотографию, начинала примерно так: «Хто не ведаў, што будзе вайна? Сталін? У нас у Пры­двор'і ўсе ведалі: Гітлер прыйдзе. Радаваліся за дарослых хлопцаў, якія паехалі працаваць на Данбас. Казалі: з шахт на фронт браць не будуць».

Вместе с другими ребятами уехал на Донбасс Артем — старший сын бабушки. В 1941-м ему только 18 исполнилось. От войны и от смерти не спасла Украина. Артем Артемович Вильчик погиб в бою за Родину и навеки остался в полтавской земле.

Очень тяжело пришлось младшему брату — моему отцу Федору. 16-летний юноша, убежденный комсомолец и патриот, узнав о приближении врага, вместе с сельской молодежью отправился из родной деревни на восток. Под Оршей дорогу им преградили немецкие танки. Помню, с какой болью и через много лет папа вспоминал: «Танки шли по полю. Так красиво колосилась рожь. Люди стояли и плакали…»

Вернулись в Придворье. Семья была на особом счету у фашистов. Дед Артем — первый председатель местного колхоза, подозревали, что старший сын — в Красной Армии. Искупить грехи родственников должен был младший. Федору приказали явиться в полицию, чтобы оформиться на службу. Не покорился — за ним пришли. Вручили лошадь и в колонне таких же непокорных, собранных по окрестным деревням, велели следовать в Чашники. За отказ от сотрудничества с оккупантами каждому из них грозил расстрел.

Выручили знакомые полицаи, которых принудили стать в ряды фашистских пособников. О том, что Федора забрали, сообщили бабушке Анне, находящейся в соседней деревне у родственников. Они посоветовали догнать колонну и сменить сына возле лошади. Бабушка медлить не стала. Быстрая, ловкая, остававшаяся такой и в преклонные годы, она догнала колонну. Сумела пробраться к сыну и вытолкать его в придорожные кус­ты. В Чашниках молодежь отправили в тюрьму, немолодую женщину отпустили.

Федору удалось добраться до партизан. Дальнейшая военная биография отца связана
с отрядом «Моряк» партизанской бригады Алексея. Дважды чудо спасло ему жизнь.

К сожалению, не могу уже вспомнить название деревни в Ушачском районе, где юного партизана окружили каратели. Тогда трое ребят из отряда отправились к связному. Отец был младше всех и новичок в отряде. Его оставили на улице наблюдателем, а двое пошли в дом. Через какое-то время наблюдатель заметил, что днем из трубы соседней хаты валит дым. Сразу предположил: это сигнал карателям, стоящим неподалеку. Успел предупредить товарищей. Выбежали, но враги уже были недалеко. Партизан заметили. Засвистели пули. Товарищи оказались проворнее и смогли укрыться в лесу. Федора ранило в ногу. Он отстал, петлял по лесу, но немецких овчарок обмануть трудно. Твердо помня инструкцию — не сдаваться живым, Федор крепко прижал к себе гранату, ожидая приближение фашис­тов. И вдруг на пути обреченного показался глубокий овраг, внизу — много воды. Партизан бросился с кручи и рухнул в воду. Собаки потеряли след.

Прибывшие в отряд разведчики доложили, что Федор Вильчик убит. «Убитый» смог попасть в расположение партизан через два дня. Самолетом был отправлен на Большую землю. После госпиталя вновь вернулся в лес. Воевал до освобождения. Второй раз ангел-хранитель явился к нему близ озера Палик. Раненого, истекающего кровью юношу заметили с санитарной машины, объезжавшей блокадную территорию. На ноги вновь поставили в госпитале Иваново.

В освобожденном селе родители, много пережившие во время оккупации, получили «похоронку» на старшего и с надеждой ждали возвращения младшего сына. Федора все не было. Однажды бабушка шла сельской улицей на огород. И вот в конце деревни ей повстречался седой, опирающийся на палку старик, который не мог управиться с вещмешком. Она подошла, чтобы помочь бедолаге, и едва не лишилась чувств. Нуждающимся в помощи «стариком» оказался ее младший сын. Федору было всего 19…

Военные испытания не сломили отца. Он успешно окончил школу, затем — Витебский педагогический институт. Свою жизнь посвятил воспитанию подрастающего поколения. Более 30 лет возглавлял Стайскую восьмилетнюю школу на Лепельщине. Единственную награду за героизм, проявленный в годы суровых испытаний, — орден Отечественной войны I степени — получил к 40-летию Победы. Ушел из жизни в 1987-м.

После войны не довелось отцу увидеть не только родного брата, но и соседа. Третий Вильчик с фото — Михаил — также погиб. Он был немного старше, женат. На фронт не попал. Военное лихолетье переживал в родном селе. Оказался в поле зрения «орловцев». Так местные называли предателей из бригады Каминского, базирующейся в Лепеле, хотя те были с Брянщины. Вместе с женой Михаила забрали на строительство какого-то объекта. Жена вернулась. От нее родственники и односельчане узнали, что Михаила расстреляли.

Как сложилась судьба племянника бабки Авдули, доподлинно неизвестно. Бабка умерла в 60-е годы. А вот племянника после войны в Придворье никто не видел. Очевидно, его жизнь также оборвалась в лихолетье 40-х.

Всего на фронте и в партизан­ских отрядах погибли 11 жителей Придворья. Уроженцев деревни, оставшихся на полях сражений, замученных в концлагерях, — гораздо больше. Боль потерь не обошла ни один дом, ни одну семью. В трудные послевоенные годы она сплотила маленькую деревню и помогла вернуться к мирной жизни. Сегодня старые довоенные фото с родными героями, оставшимися в грозных сороковых, хранят внуки и правнуки односельчан, которым выпало в судьбе суровое лихолетье. Боль войны объединяет поколения белорусов.